Доррит не по душе благосклонное мнение, которое сложилось у мистера Доррита о моих скромных заслугах, само это мнение, бесспорно преувеличенное, было для меня утешением и наградой.
– Мнение о ваших заслугах, миссис Дженерал? – спросил мистер Доррит.
– О моих скромных заслугах, – с грациозным и в то же время выразительным наклоном головы повторила она.
– Только о заслугах, миссис Дженерал? – снова спросил мистер Доррит.
– Я полагаю, – отвечала миссис Дженерал столь же выразительно, – только о заслугах. К чему же еще, – спросила миссис Дженерал, в легком недоумении разведя перчатками, – могла бы я отнести…
– К себе – кха – лично, сударыня – кха-кхм. К себе лично, к своим совершенствам, – был ответ.
– Мистер Доррит извинит меня, – сказала миссис Дженерал, – если я позволю себе заметить, что ни время, ни место не кажутся мне подходящими для начатого им разговора. Мистер Доррит простит меня, если я напомню, что мисс Доррит находится в соседней комнате и отлично видна мне в отворенную дверь. Мистер Доррит не взыщет, если я признаюсь, что чувствую себя несколько взволнованной, обнаружив, что слабости, которые казались мне похороненными навсегда, могут оживать вновь и вновь овладевать моей душой. Мистер Доррит разрешит мне удалиться.
– Кхм. Может быть, мы возобновим наш – кха – интересный разговор в другой раз, – сказал мистер Доррит, – если это, как я надеюсь, не будет – кхм – неприятно для миссис Дженерал.
– Мистер Доррит, – сказала миссис Дженерал и, приседая, потупила взоры, – всегда вправе рассчитывать на мое уважение и готовность к услугам.
Миссис Дженерал величаво выплыла из комнаты, без малейших признаков того волнения, которое непременно проявила бы на ее месте женщина не столь выдающаяся. Мистер Доррит, исполнявший свою партию в этом дуэте с величественной и слегка умиленной снисходительностью – как многие исполняют свои благочестивые обязанности в церкви, – был, казалось, весьма доволен и собою и миссис Дженерал. Упомянутая дама вышла к чаю припомаженная и припудренная и в несколько приподнятом настроении, о чем свидетельствовали ее ласково покровительственный тон с мисс Доррит и нежное внимание к мистеру Дорриту – в той мере, в какой это не противоречило самым строгим требованиям приличий. Под конец вечера, когда она встала, чтобы проститься, мистер Доррит взял ее за руку, словно собирался пройтись с нею в менуэте по Пьяцца дель Пополо при свете луны, и весьма торжественно проводил до дверей, где поднес ее пальчики к губам. Пальчики были довольно костлявые, а кроме того, поцелуй вышел с парфюмерным привкусом, но мистер Доррит этого не заметил. Намекнув всем своим поведением на грядущие знаменательные события, он милостиво благословил дочь на прощанье и отправился спать.
На следующее утро он не спустился к завтраку, а посланный им камердинер передал, что мистер Доррит свидетельствует свое почтение миссис Дженерал и просит ее отправиться с мисс Доррит на прогулку без него. Но вот настало время ехать к миссис Мердл, Эми давно уже была готова, а его все не было. Наконец он появился, разряженный в пух и в прах, но как будто сразу состарившийся и одряхлевший. Однако дочь не решалась даже спросить его о здоровье, предвидя новую вспышку гнева; она только молча поцеловала его морщинистую щеку и с тяжелым сердцем уселась рядом с ним в экипаж.
Ехать было недалеко, но уже с полпути он занялся своим за́мком и строил вовсю, пока они не прибыли на место. Миссис Мердл оказала ему самый почетный прием; Бюст был в отличном виде и сиял самодовольством; обед был самый изысканный, общество самое отменное.
Состояло оно главным образом из англичан, если не считать неизбежного французского графа и неизбежного итальянского маркиза – живой мебели почти единого образца, без которой не обходится ни одна гостиная в известных светских кругах. Стол был длинный, обед еще длиннее; Крошка Доррит, загороженная парой внушительных черных бакенбард и не менее внушительным белым галстуком, совсем потеряла отца из виду, как вдруг лакей подал ей записку и шепнул, что миссис Мердл просит безотлагательно прочитать ее. В записке было нацарапано карандашом: «Подойдите, пожалуйста, к мистеру Дорриту. Он, кажется, не совсем здоров».
Пока она торопливо пробиралась к нему за спиной гостей, он вдруг встал и громко позвал, обращаясь к ее опустевшему месту в другом конце стола:
– Эми, Эми, дитя мое!
Эта странная выходка, в сочетании с его неестественно напряженным голосом и неестественно напряженным выражением лица, так удивила всех, что за столом мгновенно установилась тишина.
– Эми, дитя мое, – повторил он. – Сходи, дружочек, взгляни, не Боб ли нынче дежурит у ворот.
Она была уже рядом, уже прикасалась к его руке, но ему все чудилось, что она сидит там, на прежнем месте, и, подавшись вперед, он звал ее через весь стол.
– Эми, Эми! Мне что-то неможется. Кха. Сам не знаю, что это такое со мной. Я очень хотел бы поговорить с Бобом. Кха. Ведь из всех тюремных сторожей он нам самый большой друг, и мне и тебе. Поищи Боба в караульне и скажи, что я прошу его прийти.
За столом начался переполох, гости один за другим повставали со своих мест.
– Отец, дорогой, я не там, куда вы смотрите; я здесь, подле вас.
– А, ты здесь, Эми! Тем лучше. Кха. Тем лучше. Кхм. Позови Боба. А если он уже сменился и ушел домой, скажи миссис Бэнгем, пусть сходит за ним.
Она мягко пыталась увести его; но он упирался и не шел.
– Какая ты, право, – с досадой сказал он, – знаешь ведь, что мне не взойти на эту крутую лестницу без Боба. Кха. Позови Боба. Кхм. Пусть придет Боб – лучший из всех тюремных сторожей, – пусть придет Боб!
Он обвел присутствующих блуждающим взглядом и, словно только сейчас заметив их, обратился к ним с речью.
– Леди и джентльмены, мой – кха – долг приветствовать вас в стенах Маршалси. Добро пожаловать в Маршалси! Здесь, быть может, несколько – кха – тесновато – тесновато – территория для прогулок невелика; но как вы сами убедитесь, леди и джентльмены, с течением времени она – кхм – будет казаться вам больше и больше – больше и больше – а воздух, если все принять во внимание, просто превосходный. Здесь веют ветры с Сэррейских холмов. Кха. С Сэррейских холмов. Вот это наш Клуб. Кхм. На его содержание сами – кха – пансионеры вносят небольшие суммы по подписке. За это к их услугам горячая вода – общая кухня – и разные мелкие хозяйственные удобства. Завсегдатаи этого – кхм – заведения любезно называют меня – кха – Отцом Маршалси. Посетители с воли обычно считают своим долгом приветствовать меня в качестве – кхм – Отца Маршалси.